Глава МИД России прокомментировал ситуацию на Ближнем Востоке

Об Иране сегодня спрашивали Сергея Лаврова. Глава нашего МИДа сейчас с визитом на Шри-Ланке. Но больше всего вопросов касалось Ливии. Ливийское урегулирование по телефону обсудили Владимир Путин и канцлер Германии Ангела Меркель.

Беседа состоялась накануне поздно вечером. Говорили о предстоящей в Берлине международной конференции по Ливии и, конечно же, вчерашних консультациях в Москве, в которых принимали участие стороны ливийского конфликта. Некоторые детали той самой встречи раскрыл сегодня Сергей Лавров.

Сергей Лавров с визитом на Шри-Ланке, но все вопросы, которые задают ему журналисты, о другом. Спрашивают о Ливии, о Сирии, об Иране. Макрорегион, объединяющий Ближний Восток, Персидский залив и арабскую Африку, раскачивает целый мир, а кто раскачал регион, и что теперь с этим делать? Ответ российского министра.

«Ливийская государственность была разбомблена НАТОвцами в 2011 году, и последствия этой преступной, противозаконной авантюры мы пожинаем до сих пор, прежде всего, ливийский народ. И все усилия, которые сейчас предпринимают и европейцы, соседи Ливии. Мы хотим сложить воедино, чтобы мы действовали в одном направлении и побуждали все ливийские стороны договариваться, а не выяснять отношения силовым путем», — отметил глава МИД РФ.

И никто не говорил, что будет легко. Как известно, Халифа Хафтар, лидер ливийского востока, уехал из Москвы, не подписав итогового документа. Как буквально только что заявили в нашем Министерстве обороны — маршал поехал в Ливию договариваться со своими сторонниками, представителями местных племен. По словам Лаврова, Россия будет продолжать усилия на данном направлении, но окончательный результат пока не достигнут. Собственно, он и не мог быть достигнут вот так запросто — многолетние горячие конфликты не решаются за один раунд переговоров.

Мнение французской газеты «Фигаро»: «Дипломатическая деятельность в отношении Ливии похожа на двигатель, в котором ускорения чередуются с резкими сбоями. После семи часов переговоров соглашение подписал только Файез Саррадж, возглавляющий Правительство национального единства в Триполи. Его противник, маршал Халифа Хафтар, отказался это сделать. Глава МИД России Сергей Лавров все же признал, что в переговорах достигнут «определенный прогресс».

Прогресс — это когда те, кто раньше в диалоге с оппонентом признавал только язык оружия, приходят к выводу, что пора начинать договариваться. Пусть пока через посредников.

Работа, начатая в понедельник в Москве, в воскресенье продолжится в Берлине, на международной конференции по Ливии в формате 5+5, постоянные члены Совбеза ООН — местные ключевые игроки.

Россия, в свете вчерашней встречи выглядит хорошо подготовленной. Вот и британская «Индепендент» считает, что переговоры в Москве имели большое значение, даже несмотря на отсутствие видимого прорыва: «И все-таки это был ошеломляющий и неожиданный поворот в ливийском конфликте, и еще один пример того, как Владимир Путин использовал рычаги дипломатии, чтобы повлиять на геополитические процессы Ближнего Востока и Северной Африки. Франция, Италия, Германия и другие европейские и арабские державы — в положении догоняющих».

Журналисты деликатно обошли вниманием еще одного игрока, который периодически врывается в регион с грацией слона в посудной лавке. Может быть, Лаврова и не спрашивали бы сегодня про Иран, если бы не недавняя выходка Трампа. Вашингтон и так позволял себе играть в отношении Ирана не вполне честно, но то, что произошло в начале нового года — вообще за гранью.

«Кульминацией противоправных действий Вашингтона стало убийство Сулеймани, официального представителя правительства Ирана, который был с официальным визитом в соседней стране, в Ираке, и это выходит за все международно-правовые и вообще человеческие рамки», — отметил Сергей Лавров.

Впрочем, дипломатическая открытость России, как известно, равнонаправленная, и Москва готова говорить со всеми, кто сам готов к диалогу. Именно этот принцип позволил нашей стране добиться ряда громких успехов на международной арене и получить тот статус в мировой политике, который она сейчас имеет.