Директор ГМИИ имени Пушкина Ирина Антонова в проекте Первого канала «Люди Победы»
Великая Отечественная война и воспоминания свидетелей той эпохи. Мы продолжаем проект "Люди Победы". Сегодня - рассказ директора музея имени Пушкина Ирины Антоновой.
В субботу 21 июня 1941 года студентка-первокурсница Ирина Антонова сдала на "отлично" летнюю сессию в институте. Утром следующего дня началась война.
"А потом наступил этот день, 16 октября, когда утром я проснулась, вышла на балкон и увидела, что мой дорогой Покровский бульвар весь в танках. Прямо на бульваре стояли танки", - вспоминает Ирина Антонова.
Ирина твердо решила идти в военкомат и проситься на фронт. Но когда сказала об этом маме, увидела такую боль в ее глазах, что не смогла оставить самого близкого человека. Потом - эвакуация из Москвы, два с половиной месяца жизни в вагоне и долгожданное возвращение в родной город. В конце января 42-го возобновились прерванные осенью занятия.
"Мы были всегда в ватниках, в валенках, в перчатках, замерзшие чернила. Большинство профессоров принимали нас на дому. И тогда же я поступила на курсы медсестер", - рассказала Ирина Антонова.
Несмотря на то, что немцы были отброшены от Москвы, город оставался на военном положении. Тревоги, авианалеты, бомбоубежища - неотъемлемые атрибуты начала 42-го. Но жить только ожиданием звука сирены невозможно, тем более, когда знаешь точно, что твое дело правое, враг будет разбит, и победа будет за тобой.
"Все время что-то в Москве происходило, что поддерживало это настроение. Я должна вам сказать, во-первых, я продолжала ходить в консерваторию, в зал Чайковского. Скажем, я очень хорошо помню мое впечатление от концерта Софроницского. Я сидела в ватнике, в валенках, в шапке, в рукавицах, а Софроницкий играл Шопена в перчатках с обрезанными пальцами. Было безумно холодно. Это был январь-февраль. И, тем не менее, я вдруг все поняла, я теперь понимаю Шопена, теперь я понимаю всю музыку", - говорит Ирина Антонова.
Весной 42-го младшего сержанта медицинской службы Антонову направили работать в госпиталь на Красной Пресне.
"Это был пересыльный госпиталь, куда привозили прямо с фронта. В основном это были молодые ребята-летчики. В переноске раненых участвовали все, в том числе и мы, и даже хирург наш участвовал, и начинались операции. Главным образом это были ампутации конечностей. Я помню, как один мальчик моего возраста все время говорил: мухи, мухи. А я как будто мух от него отгоняла. Я не была на фронте, но видела войну в одном из самых страшных ее обликов", - говорит Ирина Антонова.
Линия фронта постепенно отодвигалась от Москвы. Жизнь постепенно возвращалась в нормальное русло. Но чувство беды и страха не покинуло многих до самого конца войны.
"Страшно терять близких людей. Может быть, очень страшное, чего я не ожидала на войне, все-таки случилось уже в 40-х годах, во второй половине, после войны. Я имею в виду последние годы режима Сталина. Это явно было уже таким разрушением веры в то, ради чего все совершалось. Вот это было страшно, страшнее войны, - сказала Ирина Антонова. - Поэтому надо, наверное, обязательно воспитывать в себе такую независимость, свободу мыслей, чтобы было правильное отношение ко всему".