Политика, обращенная в прошлое: почему властям Польши не нужна правда о восстании в лагере смерти Собибор
Польское правительство собирается поставить под сомнение европейское будущее государства, пишет издание EUobserver со ссылкой на главу Евросовета Дональда Туска. Он уточняет: Варшава опасно идет на конфликт с Евросоюзом, чтобы в итоге объявить - союз не нужен. Еврокомиссия грозит лишить Польшу голоса в Совете Европы из-за скандальной судебной реформы.
Ее замысел - поставить назначение судей под контроль правящей партии «Закон и справедливость», которую возглавляет Ярослав Качиньский - политический оппонент Туска, а до этого его предшественник на посту премьера Польши. Новое поле для конфликта Качиньский создает, пообещав грандиозное историческое наступление - так он называл план добиться от Германии репараций за Вторую мировую войну. Нынешняя Варшава ссорится не только со своими союзниками.
На этой неделе она отказала России в участии в обновлении музея в Собиборе. В августе 1943 в этом лагере смерти группа узников создала подполье, которое вскоре поднимет заключенных на восстание - единственное за все время существования засекреченной «фабрики смерти». Возглавил его советский офицер.
Приглашение присоединиться к работам в Собиборе наша страна получила еще четыре года назад. Но все затягивалось под различными предлогами. В нашем МИД решение Польши назвали аморальным с точки зрения исторической правды. Но оно вписывается в нынешнюю официальную линию, когда полякам свои же власти навязывают свое видение истории.
Внучка Александра Печерского с детства помнит семейную реликвию – рубашку, в которой ее дед бежал из лагеря смерти в октябре 1943 года.
«Ее ему принесла Люка, это девушка, голландская еврейка. Это рубашка ее отца, и она сказала, что она счастливая, надень на удачу эту рубашку», - рассказывает она.
Александр Печерский верил: не будь на нем этой рубашки, мир, возможно, и не узнал бы о существовании секретного лагеря Собибор.
Советский офицер организовал единственное в истории немецких лагерей смерти успешное восстание — заключенные убили нескольких охранников, забрали их оружие и пошли на прорыв.
«Он спаситель, так сложилось, Бог - спаситель, он не Бог, он такой же, как и мы, он честный, красивый человек», - говорит узник концлагеря Собибор, участник восстания Семен Розенфельд.
Семен Розенфельд - один из немногих живых свидетелей тех событий. Он говорит, все в Собиборе понимали, чем может закончиться побег, но для узников это был единственный шанс, ведь из лагеря смерти не возвращались. Даже те, кто попадал на так называемые хозяйственные работы, получали лишь мучительную отсрочку, глядя на то, как каждый день фашисты убивают сотни людей.
«Я почувствовал запах горелого мяса, и когда я спросил: «Что это горит?», они мне показали на густой дым, эти старые лагерники: «Вот это ваши товарищи из эшелона». Горело человеческое мясо. Густой, черный дым и пахло горелым мясом», - вспоминает Семен Розенфельд.
Десятки тысяч жизней — о них сейчас напоминают камни по обочинам последней дороги — по ней обреченных вели в газовые камеры. Историки до сих пор не дают точной оценки. По разным данным, меньше чем за полтора года здесь казнили почти четверть миллиона евреев. И эту машину смерти остановил только побег.
После восстания фашисты закрыли лагерь и сравняли с землей. Чтобы не осталось ни следов, ни памяти. Но ржавые рельсы помнят, как на полустанок Собибор приходили эшелоны с тысячами обреченных на смерть людей. Помнят и те, кому удалось выжить, а благодаря им помнит весь мир. Но кто бы мог подумать, что спустя без малого 75 лет эта память окажется в плену у политики.
На месте бывшего лагеря теперь масштабное строительство — стройку, впрочем снимать почему-то запрещено. К 75-й годовщине восстания здесь должен открыться новый мемориальный комплекс. Войти в управляющий комитет предлагали и России вместе с Польшей, Израилем, Голландией и Словакией. Москва согласилась и была готова финансировать проект. Но так уж совпало, что в 2015 году после смены польской правящей партии и победы "Права и справедливости" Ярослава Качиньского переговоры вдруг прекратились. А спустя два года российское посольство получило официальный отказ.
Сотрудникам музея Собибор министерство культуры Польши предложило от комментариев на эту тему отказаться. В самом ведомстве говорят, что не видят никакой проблемы, но для многих историков и политологов она по какой-то причине очевидна.
«Решение не включать Россию в комитет по созданию мемориала и, собственно говоря, отзыв решения от 2013 года, это, безусловно, мерзость, и никак иначе как мерзость это нельзя трактовать. Вероятно, огромному количеству людей хотелось бы, чтобы история войны выглядела бы совершенно по-другому, и просто Советского Союза либо вообще никогда не существовало на карте, либо освобождал, допустим, Освенцим не Советский Союз, а войска какой-то другой державы», - говорит политолог из Израиля Давид Айдельман.
Не зря, похоже, историю называют «политикой, обращенной в прошлое», но в Польше эта фраза стала чуть ли не государственной доктриной. Борьба с советской символикой, а заодно и с памятниками героям войны — череда попыток заставить забыть. Но невозможно же стереть память тем, кто видел все своими глазами!
Отец Богдана Бартниковского погиб через несколько месяцев во время Варшавского восстания, он вместе с матерью оказался в Освенциме. Потом, в 1945 году, угнали на работы в Берлин, там его и освободили советские солдаты. А попытка предположить, что это мог быть кто-то другой, вызывает у этого пожилого человека лишь усмешку.
«Это бред. Красная Армия сыграла решающую роль в освобождении Европы от гитлеровской оккупации. У современных политиков свой взгляд на историю, но они, по-моему, все представляют неправильно. Я из тех, кто помнит, что такое война. Я прошел три ада — Варшавское восстание, концлагерь Аушвиц и сражение за Берлин — так что я хорошо знаю, кто нас освобождал и благодаря кому я смог вернуться в Варшаву», - говорит узник концлагеря Освенцим Богдан Бартниковский.
Пан Бартниковский помнит, но многим польским политикам такие воспоминания не нравятся. Теперь это считается непатриотичным — настоящие патриоты думают иначе.
«Польские патриоты гораздо сильнее ненавидят Россию, чем любят Польшу», - замечает историк, политолог Томаш Янковский.
Это расхожее выражение, говорит польский историк Томаш Янковский, уже мало у кого вызывает улыбку, особенно когда знаешь, в чем причина такой всепоглощающей ненависти.
«Главная задача — это навсегда сделать Польшу если не колонией, то по крайней мере объектом политики Соединенных Штатов, прежде всего для того, чтобы Польша стала в каком-то смысле авианосцем у берегов России. И для этого постоянно подливается масло в огонь, подогреваются антироссийские настроения. Все, что мы видим, это слепая вера в то, что для Америки мы стратегический союзник, хотя на самом деле это не так, Польша просто инструмент», - поясняет Томаш Янковский.
Недавний визит американского президента, видимо, вселил в умы польских политиков очередную надежду. А слова Дональда Трампа об исключительной роли Польши в борьбе за западные ценности настолько добавил уверенности, что представители правящей партии во главе с Ярославом Качиньским вдруг решили ругаться и с немецкими соседями, предложив потребовать от Германии контрибуцию за ущерб во время оккупации. Качиньский назвал идею подготовкой к историческому контрнаступлению.
«Получили ли мы компенсацию? Нет. Но Польша никогда не отказывалась от этой компенсации. Те, кто так думает, ошибаются», - заявил президент партии «Право и справедливость» Ярослав Качиньский.
В Берлине с плохо скрываемым раздражением заявили, что платить Германия ничего не будет, и этот вопрос закрыт уже много лет назад.
«Мы привыкли к тому, что Польша пытается решить внутренние проблемы, демонизируя своих соседей, в особенности Россию и Германию. Так что последние требования денег за Вторую мировую войну - это именно этот случай», - говорит журналист, политолог из Германии Мануэль Оскенрайтер.
Каким бы ни был этот случай, но подогреть нелюбовь к Германии точно получилось — баннер в фанатском секторе на стадионе в Варшаве говорит сам за себя, как и напоминание о гибели 160 тысяч человек во время Варшавского восстания. Настроение болельщиков на матче крайне популярно среди сторонников Качиньского, не раз заявлявшего, что Европой управляет одна страна — Германия.
На этом фоне как-то подзабылась попытка депутатов Сейма реформировать судебную систему так, чтобы фактически лишить ее независимости – еще один проект партии Качиньского – но Евросоюз пригрозил санкциями, в итоге президент Анджей Дуда наложил на закон вето, но не забыл оговориться, что реформа все же нужна. Очередной повод поговорить о немецком диктате в Европе.
«Поляки спрашивают сами себя: сколько у нас суверенитета внутри Европейского союза? Может, нам лучше вернуться к довоенной ситуации? Сблизиться с США, Великобританией и сбежать из этого ЕС, особенно от немцев, которые руководят Союзом? Вот что происходит сейчас», - говорит публицист из Германии Кристоф Херстель.
Игра на обострение уже на два фронта – и на Восточный, и на Западный — явно находит в Польше поддержку, особенно среди националистов. Впрочем, про санкции, уверены политологи, в Брюсселе говорили не то чтобы всерьез.
«Все дебаты в ЕС, когда речь заходит о внутренних делах Польши, не имеет ничего общего с объективной критикой, это рутинная политика. К тому же американцы активно защищают Польшу. Ну а того, у кого могущественный покровитель, в ЕС сильно не критикуют в отличие от тех, у кого такого нет. Я думаю, Польша может делать что хочет до тех пор, пока у нее тесные связи с Вашингтоном», - резюмирует Мануэль Оскенрайтер.
Тем более когда речь идет о таком приятном для Соединенных Штатов занятии как борьба с воспоминаниями об ушедшем в историю Советском Союзе. Варшава в этом смысле преуспела — даже высотку в центре, подарок от восточного соседа и некогда символ советско-польской дружбы, в последние годы старательно обстраивали зданиями из стекла и бетона, чтобы поменьше бросалась в глаза. А небольшая стела около той самой высотки только подчеркивает выбранное направление. Правда, весь этот список избранных европейских столиц рискует оказаться в тени города совсем на другом континенте.