Ушла из жизни великая Ирина Антонова, десятки лет открывавшая для страны мировое искусство
Первый день зимы принес известие о большой утрате. Больше нет Ирины Александровны Антоновой, много лет главного человека в Музее изобразительных искусств имени Пушкина. Когда уходят люди такой величины, как-то всегда кто-то пытается определить место, которое они занимали в жизни. Пожалуй, место Ирины Антоновой — здание в центре Москвы на Волхонке. Все просто. Потому что она и есть Пушкинский музей.
Озябшие розы на ограде Пушкинского. Музея, которому Ирина Антонова всегда признавалась в любви. Вот и одно из последних выступлений начала с этого: «Я очень люблю наш музей, я в нем выросла, можно сказать. Вся моя жизнь в нем прошла».
Она пришла в Музей еще до Победы в апреле 1945 года. Всю жизнь жестко относилась к возвращению трофеев, считала, что вывезенные из Германии произведения искусства — это ничтожная расплата за потери нашего народа. Успела застать создание Музейного городка вокруг Пушкинского.
Но о главной своей мечте — возрождении Музея нового западного искусства, уничтоженного по приказу Сталина в 1948 году, Антонова говорила с особой страстью, убежденностью и, как и обещала, до последних дней: «В Москве будет великий музей самого первого ранга! Это музей, собранный Щукиным и Морозовым и восстановленный в Москве!»
Ирина Антонова всегда искренне удивлялась, когда ее спрашивали: «Что вы чувствуете, приходя в музей, которым руководили больше полувека?»
- Прихожу каждый день! Я работаю здесь с утра до вечера. Те же самые чувства!
Тот же кабинет и тяжелые двери, только на табличке с 2013 года не директор — президент музея. Но прошедшие семь лет показали: ни Антонова не могла без Пушкинского, ни он без нее.
- Ну а что вы меня снимаете, ребята? Ну, не надо!
Излишнее внимание Ирина Александровна не любила. Говорила: «Вы не на меня смотрите, а по сторонам!»
Французский культуролог Андрэ Мальро однажды зажег Ирину Антонову идеей, что все произведения искусства эмоционально связаны между собой. И показать это надо так, чтобы понял даже ребенок.
«Маленькая восьмилетняя девочка говорит: «А я вижу общее между вот этой кошкой и портретом Льва Николаевича Толстого! — Она говорит: «Они какие-то оба очень вдумчивые!» Ребенок это угадал, вы понимаете?» — рассказывала она.
Это ее идеи привели к тому, что люди дежурили не только у магазинов, но и впервые — возле музея. «Джоконда» Леонардо да Винчи, которая до этого лишь дважды покидала Лувр, оказалась в Москве благодаря ее усилиям. Легендарную очередь занимали за много часов, чтобы хоть на мгновение встретиться глазами со знаменитой итальянкой.
А однажды, уже около очереди на выставку сокровищ Египта, к ней подошла взволнованная женщина.
«Скажите, это здесь показывают волосатую женщину?» И я понимаю, что она говорит о мумии! Беру ее за руку, провожу за собой, ну, и делаю ей маленькую экскурсию. Она вот так, вытаращив глаза, смотрит на маску Тутанхамона: «Как у вас интересно! А это кто?» Показывает на Давида в итальянском дворике», — рассказывала Ирина Антонова.
Она знакомила страну с западным миром через искусство. Открывала для зрителей авангардистов. После смелой выставки Александра Тышлера — художника не любила власть, — Антоновой досталось лично от министра культуры Фурцевой.
«Екатерина Алексеевна встретила меня в колонном зале. Приперла меня буквально двумя руками к стене и сказала: «Что я слышу? Что у вас происходит в музее? Он не член Союза художников, его не показывают нигде». На мое счастье в это время подошел Иогансон, он был президентом Академии художеств: «Катя! Он хороший художник!» И она сказала дивную фразу: «Да? А мне говорили…», — рассказывала Ирина Антонова.
Вместе с гениальным пианистом Святославом Рихтером Ирина Антонова придумала знаменитые «Декабрьские вечера» — объединила музыку и живопись. Так уж совпало, что сегодня фестиваль проходит в сороковой раз, и, конечно, посвящен только ей одной.
А в начале 80-х Антоновой серьезно попало за то, что в музее играли Стравинского, Шнитке и Рахманинова. Но она всегда пользовалась тем, что разрешали больше, чем ее другу — Юрию Любимову.
«В отличие от Любимова, который был просто русский театр, мы попали вот в этот двойной стандарт: Что-то было можно — лицом в одну сторону! А что-то было нельзя!», — вспоминала она.
Пушкинский хоть и был витриной страны для Запада, но своих — Кандинского, Малевича и Шагала — было не выставить. И зрители их увидели лишь в 1981 году на выставке «Париж — Москва».
Уважая «Черный квадрат», она никогда не испытывала к нему трепета. Считала, что как потушенный свет в окне, он лишь символ конца огромного периода в искусстве, начавшегося Ренессансом. Но, говорила, огорчаться не надо — человечество создало столько великого, что хватит всем не на один век. Не упускала из виду не одну деталь. Развешивала картины словно совершала акт творения.
«Это есть драматургия в музее. И акценты, которые мы расставляем, вы часто не отдаете себе в этом отчет, а принимаете это через нас. Мы вам так предложили смотреть!» — поясняла искусствовед.
Блистательный переговорщик, она вызволила арестованные в Швейцарии в 2005 году полотна Ренуара, Дега, Ван Гога и Гогена. Кабинет директора превратился в оперативный штаб. Возвращенные картины она встречала на крыльце как детей. А когда готовила выставку Караваджо, дошла до самого кардинала, чтобы заполучить эту картину, которую никогда не выносили из римской церквушки.
До пандемии каждый ее день был расписан. Научные конференции, лекции и поездки по всему миру — постоянные поиски и мысли о новых выставках. Ирина Александровна переживала за любой экспонат всем сердцем, ведь он должен сохраниться на века.
«Я могу быть злой, понимаете, раздраженной, но не депрессивной! Почему — я не знаю, но я действительно, это чувство не испытывала», — делилась она.
Она привезла к нам Эль Греко, Тициана и Рафаэля, Гойю и Модильяни, Шанель и Диора. Разрушала «железный занавес» и расширяла горизонты. А ведь когда-то выбирала между балериной и циркачкой. С детства мечтая о профессии, где зрителей не обманешь.
Когда свой царственной походкой она шла в итальянский дворик Пушкинского, ей устраивали овации. До 90 лет сама водила машину — говорила, что так отдыхает, пока едет на работу. При жизни она утопала в цветах и комплиментах. Все эпитеты были только в превосходной степени.
И сегодня эти залы, которым Ирина Антонова отдала 75 лет своей яркой жизни, наполненные ее дыханием, трепетом и любовью, словно осиротели. Но они продолжат жить и восхищать новые поколения зрителей, потому что пропитаны ее энергией и верой — в то, что музей — это единственное место, где хранится самое высокое представление о человеке.
«Пока человек существует, существует искусство, и оно будет существовать, то есть будут создаваться произведения искусства, которые делают нас тоже бессмертными», — говорила она.
