Прокуратура Пермского края проводит проверку одного из интернатов для душевнобольных
Прокурорскую проверку начали после обращения правозащитников, которые сообщили о фактах принудительной стерилизации недееспособных женщин. В прокуратуре опасаются, что подобная практика распространена повсеместно.
Репортаж Анны Нельсон.
Директор психоневрологического интерната, защищаясь от обвинений в бесчеловечности, проводит эксперимент. Его участники - обитатели интерната, то есть, взрослые женщины. Перед камерой директор пытается доказать, что его пациентки не понимают ни значения своих слов, ни действий, то есть они ― недееспособны.
Внешне это напоминает историю про Советский Союз, где, как утверждали, не было секса. Но заведение это ― открытого типа, выходить на ближайшую трассу и останавливать автомобили дамам никто запретить не может.
После прогулок они возвращаются домой ― в интернат. И среди портретов незнакомых им мужчин появляются портреты знакомых. Их ставят в рамки, а потом оказывается, что на фото ― несостоявшиеся отцы.
Анна Юдина, пациентка: "Если перевяжут, так это, нам детей убирают короче. Мы все здесь живем, дак куда нам детей! - А хотелось бы детей? - Ак хотела. Не дали".
"Перевязали" Анну ― так на здешнем языке называют процедуру стерилизации ― 13 лет назад. В результате этой медицинской процедуры пережимаются маточные трубы и женщина лишается репродуктивной функции. В руках фельдшера список пациенток интерната, которые уже не смогут иметь детей. В нем значатся 14 фамилий.
Валентина Шляпникова, фельдшер интерната: "У всех, у каждого, которые у нас поступают ― они психические больные. И я думаю, что по этим медпоказаниям ― ну как рожать? А куда мы детей, если мы родим? Если мы разрешим им, а куда мы потом детей?"
Алгоритм решения вопросов беременности был четко отработан: женщин отвозили в ближайшую больницу. Там без суда и следствия консилиум из трех докторов выносил своe заключение о стерилизации. А директор интерната, обычно выполняющий функции опекуна, давал за недееспособную пациентку согласие на необратимую операцию.
Камиль Гималиев, заместитель главного врача по по лечебной работе Ординской центральной районной больницы: "Сотрудники этого интерната привозят к нам ее для того, чтобы прервать эту беременность. Во время прерывания беременности производится операция по стерилизации. То есть, оперативно перевязывается. Основание ― решение комиссии. - А почему не суда? - Не знаю, до сих пор у нас такой нужды не было, мне кажется".
В аппарате уполномоченного по правам человека изучали ситуацию в крае два года. И вот теперь на свет появился доклад, который, по признанию самих правозащитников, вызывает у них шок.
Татьяна Марголина, уполномоченный по правам человека в Пермском крае: "Это вопиющий случай нарушения прав женщин, человека, нарушение нашего законодательства российского. Я называю это вопиющей профессиональной неподготовленностью сотрудников, неинформированностью их о правовых нормах, об ответственности их за это. То есть, это и не скрывалось, это считалось на таком обыденном уровне, что так можно".
Правозащитники обвинили врачей. Врачи, не вполне понимающие, за что их обвиняют, в растерянности развели руками. Всe оказалось сложнее. Закон об охране здоровья граждан гласит: стерилизация может быть проведена только при наличии медицинских показаний и с согласия гражданина.
В отношении недееспособных граждан согласие на медицинское вмешательство дает законный представитель - то есть, опекун, а решение об операции принимает консилиум. Всe, вроде бы, так и было.
Одно но: к большому закону прилагалась маленькая жизненно важная инструкция, где сказано: стерилизация граждан, если они признаны недееспособными, осуществляется только на основании судебного решения. Эта инструкция никогда не публиковалась в ведомственных бюллетенях, а значит, не имела юридической силы.
Есть ли в деле виновные, уже пытается решить прокуратура, подозревающая, что подобная практика стерилизации ― повсеместная. И, возможно, обществу, в котором оказалось так просто лишить человека права на родительство, придется задать себе трудный вопрос: не "Кто виноват?", а "Что делать?".