Первая масштабная ретроспективная выставка Михаила Ларионова открылась в Третьяковской галерее на Крымском валу

Основоположник русского авангарда, человек, имевший удивительное чутье на все новое, которое потом перейдет в разряд великого; чье наследие столь значительно, что только в рамках одной выставки понадобилось почти два десятка разделов; чьи работы невозможно назвать удачными и не очень — все настолько хороши. И совет от гендиректора Третьяковки, как воспринимать Ларионова, звучит столь неожиданно, что становится понятно: так, как предлагает Зельфира Трегулова, смотреть можно только на гения.

Они не просто распыляют имя художника. Они создают атмосферу приобщенности. Ведь творчество Ларионов не укладывается в привычные рамки: с невероятной скоростью он осваивал одно направление живописи — и тут же переходил в другое! Несся, как художественная комета.

«Импрессионизм, дивизионизм, фавизм, сезанизм — везде, как писали современные критики, это всегда был Ларионов. Он просто вдохновлялся, что-то давало ему импульс, казалось ему интересным. И он это явление, по сути, исследовал как живописец», — объясняет куратор выставки Евгения Илюхина.

Его личное открытие — лучизм — игра световых отражений в пространстве. Но Ларионов опять идет дальше, боясь осесть даже в собственном «изме»: первым пробует беспредметный лучизм и становится зачинателем русского авангарда.

Портрет Владимира Татлина, одного из друзей-художников. Ларионов основал группу «Бубновый валет», из которой позже вышли Малевич, Кандинский, многие другие. Его последователи устраивали публичные акции-перфомансы, гуляли с рисунками Ларионова на лице. И век спустя зрители с ними же расхаживают по выставке!

Пора искусству вторгнуться в жизнь, считал художник. Раскрашивание лиц стало началом, продолжением был театр. Он придумывал декорации, костюмы. Например, образ с эскиза Шута к балету Прокофьева можно увидеть воочию. Вот он, костюм 1921 года. Русский авангард в его расцвете.

Много лет он проработал с Дягилевым, оформлял «Русские сезоны». Наследие Ларионова так велико, так разнообразно, что потребовало 15 разделов в рамках одной выставки — первой, полномасштабной ретроспективы.

«Для каждого художника это страшное испытание. Нужно быть гениальным, чтобы каждая картина — когда 50 рядом висят — чтобы все привлекали взгляд. Здесь Ларионов, в общем, выдерживает», – отметил президент Союза музеев России, директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский.

При том, что живописных и графических работ не 50 — около 300! И вот совет от директора Третьяковки, как объять необъятного Михаила Ларионова.

«Просто отрешиться от всех своих пристрастий, вкусов, мнений — иногда достаточно схематичных. И открыть у себя во лбу третий глаз. Отдаться полностью этому искусству, наслаждаться им. Смеяться, иронизировать вместе с Ларионовым — быть свободным», – советует генеральный директор Государственной Третьяковской галереи Зельфира Трегулова.

Ведь именно так себя и ощущал великий русский живописец: вне художественных школ, устоев. Он экспериментировал и в 80, на склоне лет, делал наброски новейшим пишущим средством — фломастером — интересно же, когда все остальное уже перепробовано.