Москва прощается с Андреем Вознесенским
Андрей Вознесенский скончался в минувший вторник, на 78-м году жизни. Вознесенского называли "человек-эпоха". Его творчество, так или иначе, знают все - не только ценители поэзии.
Провожают поэта - трибуна, горлана и бунтаря. С молчаливыми слезами - он бы знал, что сказать. Мы знали лишь, как слушать. Мы слышали его заповедь: человек - это не то, что сделало из него время, а что сделал из себя он сам.
Здесь те, кто ради него набивался битком в огромный зал Политехнического. Где великая четверка - Вознесенский-Рождественский-Ахмадулина-Евтушенко - была солью времени тех, кому 20 лет. И навеки ни секундой больше. Сегодня они читают со сцены и без то, о чем он кричал залу нараспев.
Поэт, которому с высочайшей советской трибуны кричали: "Убирайтесь вон, господин Вознесенский". Который мог ответить только как поэт: "Я, как и мой учитель Маяковский, остаюсь беспартийным и люблю родину. Я могу почитать стихи". Бросал свою высшую охранную грамоту, подарок режима - Госпремию, на защиту самого важного - неподцензурного альманаха "Метрополь", почти на амбразуру, почти безнадежно - поэты не молчат.
На властный крик: "Народ вас не поддержит!" просто не отвечал. Это было уже в стихах: "Умеют хором журавли, но лебедь не умеет хором". Народ поддержал - недоуменная статья в "Нью-Йорк таймс" - "Он зажигает звезды". Своими антимирами дал жизнь Таганке, в Ленкоме ставят антисоветскую рок-оперу, которую поют всей страной. "Юнона и Авось" - аллилуйя любви. Сегодня те, для кого он писал эту молитву, молятся его памяти.
Это было его кредо: поэт должен разделять иллюзии своего народа. Он не больше, чем поэт – "Нету физиков, нету лириков - лилипуты или поэты". Парадоксы стихов как-то автоматически стали парадоксом времени - ему прощали шейный платок те, кто наказывал за нестроевой шаг. Подписант, диссидент, интеллигент, его книги были твердой валютой власти - купить можно было только в магазине "Березка". Собирал стадионы распевным: "Даже если, как исключение, вас растаптывает толпа, в человеческом назначении 90 процентов добра".
Болезнь забрала у него именно голос - как последнее, самое страшное испытание для трибуна, горлана, главаря. Он писал свою последнюю поэму - реквием себе. Назвал "Большое заверещание". Завещание - как-то оказалось не из его словаря. Впервые в жизни он попросил всерьез кого-то там, наверху – "Еще продлите. Хоть б минуту еще".
Юрий Норштейн, художник-мультипликатор, народный артист РФ: "Вознесенский – это же целое поколение, это целый поэтический взрыв, это же Политехнический, это его знаменитые строчки "Политехнический, политехнический, мы растворяемся в твоих количествах".
Поэта провожают молча, потому что время потеряло свой голос. На Новодевичьем кладбище его похоронят неподалеку от могилы Федора Шаляпина - парадокс времени и судьбы - того, кто стал голосом своей эпохи и своей страны.