Изображение © РИА Новости | Екатерина Чеснокова«Я шагаю по Москве»
На худсовете сказали:
— Непонятно, о чем фильм.
— О хороших людях.
— Этого мало. Нужен эпизод, который уточнял бы смысл.
<…> Потом родилась та самая сцена с полотером, который выдал себя за писателя.
<…> Полотер у нас оказался литературно подкованным, прочитал рассказ Володи и говорит ему то, что говорили нам «они» (члены худсовета. — прим.ред.). А Володя не соглашается и говорит полотеру то, что говорили «им» мы. В фильме эпизод получился симпатичным, полотера очень смешно сыграл режиссер Владимир Басов — это был его актерский дебют.
Худсовет картину пропустил. Но в Госкино после просмотра опять сказали:
— Непонятно, о чем фильм.
— Это комедия.
— А почему не смешно?
— Потому что это лирическая комедия.
— Тогда напишите, что лирическая.
Так и написали.
Песню приняли, но попросили заменить в последнем куплете слова «Над лодкой белый парус распущу, пока не знаю где».
— Что значит «Пока не знаю где»? Что ваш герой, в Израиль собрался или в США?
Заменили. Получилось «Пока не знаю с кем». Совсем хорошо стало, — подумал я. — Не знает Колька, с кем он, с ЦРУ или с Моссадом.
Как-то после вечерних съемок на студийной машине мы с Никитой Михалковым ехали домой. На съемках я поливал из шланга асфальт, промок и замерз. Хотел купить водку, но все магазины закрыты — четверть двенадцатого. Сначала завезли Никиту домой на Воровского.
— Никита, вынеси мне грамм сто водки, — попросил я. — А то я простужусь.
Самому в такое позднее время заходить в дом и просить водку было неприлично. Никита вынес мне от души — полный стакан. А через несколько дней меня встретил его папа, Сергей Владимирович Михалков: «Ты соображаешь, что ты делаешь? У меня инфаркт мог быть! Лежу, засыпаю — вдруг открывается дверь, на цыпочках входит мой ребенок, открывает бар, достает водку, наливает полный стакан и на цыпочках уходит. И я в ужасе — пропал мальчик, по ночам стаканами водку пьет».
«Афоня»
В Ярославле снимали вид из окна к сцене «Афоня просыпается в комнате Кати». Снимать надо было в пять утра (утренний режим — солнце еще не взошло, но уже светает). По задумке там, за окном, должны были возвращаться со свадьбы молодожены. Но в половине пятого выяснилось, что свадебное платье невесты забыли в Москве. Я уже хотел снимать просто пейзаж, но тут оператор Сергей Вронский показал мне на лошадь, которая тащила телегу с бочкой…
— Пусть эта телега проедет, — сказал он.
Сняли лошадь.
Первой на этот кадр обратила внимание жена художника Левана Шенгелия Рита.
— Как ты это потрясающе придумал, — сказала она мне после просмотра на «Мосфильме». — Как это точно!
— Что точно? — осторожно спросил я.
— Лошадь! Он делает предложение — а потом лошадь. Вот и Катя, как эта несчастная лошадь, будет тащить груз омерзительного, пьяного хамства и нищеты всю жизнь! Ведь так?
Я скромно кивнул…
«Мимино»
Герой Фрунзика Мкртчяна Рубик Хачикян из фильма «Мимино» стал фигурой знаковой, и многие говорят, что это лучшая его роль в кино. А ведь упади тогда монета по-другому — и его в этом фильме могло и не быть. И фильм был бы совсем другой.
Когда в Болшево мы написали все, что происходит в Грузии и наш герой прилетает в Москву, возник вопрос:
– Один живет он в номере гостиницы или с кем-то?
– С кем-то.
– С кем? С Леоновым или Мкртчяном?
Поселили с Мимино Леонова (эндокринолога из Свердловска). Получается интересно. Поселили Фрунзика (шофера из Ленинакана) — тоже интересно. Решили: Леонов — орел, Фрунзик — решка. Подкинули монету. Выпала решка.
И Кушнерев (второй режиссер Юрий Кушнерев. — прим.ред.) в этот же вечер вылетел в Ереван освобождать Мкртчяна от спектаклей.
«Кин-дза-дза!»
Со словом «ку» чуть было не вышли неприятности: я уже монтировал фильм, когда принесли газету «Правда» с указом о назначении нового генсека, где было напечатано «К. У. Черненко». И так во всех газетах: «К. У. Черненко... К. У. Черненко...» Что делать? Надо срочно менять! Пока думали, Черненко умер, и к власти пришел Горбачев.
Костюмов не было. Вот что надето на Леонове: ботинки — из картины «Тиль Уленшпигель». Матросские брезентовые брюки. Взяли какое-то зимнее белье, прожгли ворс и покрасили в коричневый цвет, натянули ему на туловище. Потом еще нам летчики со сверхзвуковых самолетов подарили старые летные костюмы. Если их разобрать, получится масса интересных вещей. Вот на голову Леонову мы и надели… гульфик от этого самого костюма. Мы жили в Небит-Даге. Там находится военный аэродром, а на свалках повсюду разбросаны потрясающие атрибуты. И я постоянно рылся на свалке, группа в ужасе хватала меня за руки: свалки кишели скорпионами. И вот я нашел там кусок какой-то ткани и прилепил на задницу Леонову! А костюм для Яковлева я самолично красил в пустыне в ванне с чернилами.
В материале использованы отрывки из книг Георгия Данелии «Тостируемый пьет до дна» и «Безбилетный пассажир»