Госдума приняла в первом чтении законопроект о паллиативной помощи

Как облегчить жизнь неизлечимо больным людям. В паллиативной помощи нуждаются почти полтора миллиона, однако получает ее только каждый шестой. Ситуация постепенно меняется, но проблем еще много. Причем в помощи и поддержке нуждаются не только сами больные, но и их родные и близкие. 

Какая женщина не хочет хорошо выглядеть, когда ее снимает камера? И неважно, что уже не всегда хватает сил подняться с кровати. В московском центре паллиативной помощи пациенты не чувствуют себя как в больнице. Здесь не пахнет лекарствами, можно есть любимую еду, играть с домашними животными или засиживаться с родными допоздна. И если здесь плачут, то точно не от боли. Врачи ни за что не дадут ей вернуться.

«Я только знаю, что мне здесь очень хорошо, прям плакать хочется от радости, что я сюда попала», — сказала пациентка Зоя Митрович.

В Москве таких вот уютных домов, где не страшно, не больно и не одиноко уже девять. Но в стране еще остаются большие города, где хосписов нет совсем. В паллиативной помощи каждый год нуждаются миллион триста тысяч человек. А получают ее только 15%. Например, в Тамбове с населением 280 тысяч работает только одно паллиативное отделение на 12 коек. На выездную службу, которая ухаживает за больными дома, у хосписа просто нет денег.

У Сергея четвертая стадия рака. Он не встает, почти не ест и не разговаривает. Лежит на обычной кровати. Кровоточащие раны, а, по сути, это уже язвы, жена обрабатывает только зеленкой. И хотя в такой ситуации вообще-то нужна ежедневная помощь медсестры, выездная служба приехала всего один раз за четыре месяца.

«Померили температуру, спросили, как он себя чувствует, померили давление. Все», — поделилась жена Сергея Лариса Зыкова.

Не обучили Ларису, как правильно ухаживать за такими больными, не привезли лекарств. А в хоспис отказались забрать, потому что Сергей весил почти 120 килограммов. А в доме нет лифта.

«Основная причина — это найти людей, чтобы спустить его с пятого этажа. Все. Все, больше никаких причин нет. Смешно, да?», — добавила она.

И эта ситуация происходит не где-то в глубинке, а в Санкт-Петербурге. В России до сих пор нет ни одного региона, где выездные службы могут помочь всем неизлечимым пациентам достойно прожить последние дни или месяцы дома, в родных стенах. А ведь это даже дешевле, чем держать людей в больнице.

«Сколько стоит круглосуточная сиделка, если мы ее наймем домой к маме. Она стоит, примерно, вот в Москве 35 тысяч рублей. А сколько стоит месяц для бюджета пребывания человека в стационаре, если это качественная паллиативная помощь? Тысяч сто. Таким образом, мы и деньги тратим лишние, и человека качества жизни до конца жизни лишаем», — отметила Нюта Федермессер.

Сейчас многие выездные службы работают только несколько часов днем. А ведь боль приходит не по графику. Все то время, что наша съемочная группа провела с этой семьей, Сергей стонал от мучений. Скорая приехать и сделать укол морфина отказалась. Врачи до сих пор боятся уголовной ответственности за оборот наркотических веществ.

По данным Московского эндокринного завода — он единственный в нашей стране производит опиоидные анальгетики — в прошлом году в Петербурге в снятии боли нуждались более 12 тысяч человек. Но лекарств было закуплено только на 45% пациентов.

В Новгородской области ампул заказали на 50% больных, в Псковской — на 48%, в Вологодской – только на 24. А, например, Мурманская область препаратов заказала достаточно, но до пациентов дошло только 12% от этих лекарств. А обезболивающих специально для детей в России нет вообще. Ну, кроме горьких таблеток.

«В мире есть вот эти сиропы, морфины, они просто сладкие, с шоколадным вкусом, с банановым. Стоимость на год этих препаратов для детей, она меньше 50 миллионов рублей на весь год на всю страну. И у нас их нет. Потому что у нас такое законодательство, что мы не можем раньше, чем в 2023 году их заполучить», — пояснила Нюта Федермессер.

Наталья ловит каждую минуту, когда Даня не в больнице. Волонтеры детского хосписа «Дом с маяком» привезли ему удобную коляску, трубки и шприцы для питания, чтобы малыш мог быть дома, с любимыми игрушками. Не могут привезти только нужное лекарство от приступов эпилепсии. В нашей стране оно есть только в форме уколов. Но это совсем неэффективно.

«Мы все равно его не введем, потому что мышцы все спазмированы. То есть либо иголку мы сломаем, либо мышцы в спазме — вещество не пройдет», — сказала мама Дани Наталья Невгод.

И таких детей по всей России 23 тысячи. Чтобы снять приступы, мамы часто покупают препараты через нелегальных перекупщиков. Это обычные клизмы с диазепамом, которые помогают уже через несколько секунд. Но в России это лекарство не зарегистрировано. А значит, родителям может грозить уголовная ответственность. Но каждый раз ждать врача, нет времени.

«Потому что может произойти отек мозга и все — летальный исход», — объяснила мама мальчика.

Хоспис — это еще и заботливые врачи и медсестры. Которые не только не испугаются назначить нужные лекарства, но и обнимут, дадут выговориться, вместе встретят праздники. Этому не учат в медицинском университете. Таких людей постоянно не хватает. Но когда они рядом, как-то сразу становится понятно, что хоспис — это, конечно же, про жизнь.