Медики, психологи и простые россияне пытаются помочь близким погибших пассажиров рейса 9268
Сегодня - девятый день, день скорби по тем, кто погиб над Синаем. Девятый день памяти и слез, еще один день в череде невероятного испытания для тех, кто оказался лицом к лицу с бедой - близких пассажиров рейса 9268.
В Петербург продолжают доставлять тела погибших. Сегодня приземлился еще один спец-самолет. Проходят первые опознания и первые похороны. Слезы, горе, боль и снова слезы - бессильные и, кажется, бесконечные. Страшная реальность - увидеть фотографии уже после катастрофы. Потом - воочию. Потом - получить вещи и выйти из официального здания на улицу, по которой ходили вместе, попытаться смириться с потерей, попытаться осознать - их не вернуть.
Вместе с ними скорбит вся страна. В Петербурге траур продлевался и продлевался, но, кажется, официальных дней городу оказалось мало, чтобы оплакать страшное горе.
Девять дней – просто цифра? Или первый рубеж, до которого смогли добраться родные и друзья? Выжить в эмоциональной катастрофе и осознать - близкие ушли. Навсегда.
"Для меня они остались именно там. Вот они в Египте в этом, и всё. Они остались там просто жить", - говорит Мария Смирнова, дочь и племянница погибших.
Сёстры Элла и Мария Смирновы потеряли старшее поколение семьи – родителей и тётю с мужем. Они остались одни на кухне, где вместе пили чай, одни в загородном доме. Одни по жизни. И при этом говорят с нами без слёз, с улыбкой на лице. Они заставляют себя вспоминать только хорошее: например, как родители любили друг друга. Почти 30 лет в браке – и всё равно, как молодожёны. Настоящая сказка про любовь для своих дочерей.
"И жили они долго, счастливо. И умерли в один день. Наверное, может быть и хорошо, что так получилось. Потому что как они любили друг друга, ни отец без матери не смог бы, ни мать без отца. Очень тяжело", - говорят сестры.
Ирина и Юрий Смирновы сидели в пятнадцатом ряду, у крыла. Центральная часть самолёта сильно пострадала. На опознание тел сестёр так и не вызвали. Родителей установят по генетической экспертизе. Есть лишь надежда – не мучились.
"У знакомых тоже была там дочка. И когда её опознавали, у нее была улыбка на лице даже. То есть, возможно, это произошло настолько быстро… Я очень хочу в это верить", - говорит Элла Смирнова.
В эти дни многие вспоминают, как про авиакатастрофы рассказывали в советское время. Заметка в черной рамке или сухое телеобращение. Кто разбился? Что с родными? Об этом не говорили. Сейчас, благодаря социальным сетям, истории людей, эмоции близких – повсюду. Кто-то спросит: зачем? Кто-то ответит: спасибо, мы не одни.
Еще две сёстры – Гавриковы, родом из Ульяновска. Приехали за останками брата. Александр улетел в Египет с другом на неделю – вместе учились, вместе перебрались в Петербург, погибли тоже вместе. Про брата говорят – очень сдержанный человек, даже слово "люблю" ни разу от него не слышали. И вдруг им пишут незнакомые люди, которые отдыхали с Сашей в Египте. Он рассказывал им про своих сестричек там, на курорте, и только сейчас они поняли невысказанное братское "Люблю".
"Вечер перед вылетом мы провели весёлый, небольшой компанией. А потом повели Сашу и Тимура на автобус. Ничего не предвещало беды… У вас хороший брат", - читает Елена Гаврикова сообщения незнакомых людей.
"Я звонила ему на сотовый, думала, возьмёт, может? Скажет, что я переломанный, в больнице, но я живой", - говорит Наталья Балакина (Гаврикова), сестра погибшего в авиакатастрофе Александра Гаврикова.
Рассказывать трудно. Нужно мужество, чтобы встретиться с репортёрами, отвечать на вопросы, научиться говорить в прошедшем времени, показывать фотографии, делать паузу и продолжать. Снова останавливаться, потому что слёзы душат. От этого горя не отстраниться. Оно накрывает, как волна, когда смотришь в глаза родных. Когда буквально ощущаешь кожей их боль.
"Когда у нас есть близкий человек рядом, нас с ним связывает множество ниточек. А когда человек от нас уходит, мы эти ниточки вынуждены разрывать. И это длительная, эмоциональная, очень сложная душевная работа. И она длится не день, не два", - объясняет директор Центра экстренной психологической помощи МЧС России Юлия Шойгу.
Кадры первых часов – психологи МЧС помогают пройти острую фазу, когда люди метались между скудной информацией и надеждой на лучшее. Когда они подходили к журналистам и спрашивали дрожащим голосом: а вы не слышали про четверых выживших? Когда приходилось звонить своим и сообщать: наши не вернулись. Они в том самолёте.
"Я открыла сайт МЧС и начала по порядку смотреть списки. И когда я увидела первую фамилию "Добрица А.", а следующую "Добрица Р.", я сразу поняла, что это Римма. Потому что такой фамилии в Питере – она всегда говорила – больше ни у кого нет вообще", - плачет Светлана Хабарова, подруга погибшей.
Светлане Хабаровой пришлось сообщить матери одноклассницы страшную новость: дочь с мужем разбились. Улетели спонтанно - пара любила путешествовать.
13 регионов страны, Белоруссия, Украина – это лишь географические точки, где жили погибшие. Звонки и сообщения с соболезнованиями их близкие получали по всему миру. Буквально на следующий день стихийно стали появляться мемориалы: у посольств, при храмах, в аэропортах. В Петербурге люди сутками шли не только к аэропорту "Пулково", но и на Дворцовую площадь. В сердце города, которое болело.
"Я бы хотела пожелать этим людям набраться силы воли, духа. Как пережить такое горе? Это просто невозможно. У меня никто не погиб, но просто по-человечески выразить своё сочувствие, скорбь. Это страшно очень", - говорили люди на площади.
Девять лет назад один рейс уже не вернулся в Петербург. Август 2006 года, Донецк. 170 человек, из которых 50 были дети. Имя и дата рождения – всё, как в списке пассажиров, только не по алфавиту. По семьям.
Член совета общественной организации "Прерванный полёт" Алексей Штейнварг потерял в той катастрофе двух дочек и родителей жены. С тех пор у него родилось трое детей. Через них он смог пережить свою катастрофу. Младшую, Наташу, впервые взял сюда познакомить с сестрами, бабушкой и дедушкой.
"Случилась трагедия. Один думает: почему со мной? Другой думает: хорошо, что не я. Вот та диаметральная противоположность. И ответа на этот вопрос… Его нет", - говорит Алексей.
Алексей Штейнварг вспоминает самое тяжелое время – похороны прошли, родные, друзья, коллеги продолжают жить своей жизнью. У всех свои заботы. А ты продолжать не можешь. Всё изменилось.
"У нас были эпизоды девять лет назад, когда нас встречали люди, узнавали и переходили на другую сторону улицы. Хочется не пожелать, хочется просить всех тех, кто знает, знаком с родственниками, узнаёт их в лицо, благо соцсети показали достаточное количество фотографий - не переходите на другую сторону улицы", - говорит он.
Спустя какое-то время родные поняли: надо объединиться. Помогать друг другу. Пережить в одиночку эту боль просто невозможно. Их организация "Прерванный полёт" сейчас поддерживает тех, кто нуждается в помощи после авиакатастрофы в небе над Синаем. Кто сейчас пытается жить дальше.
"Не только мы, и нам сопереживали. Мы хотим, чтобы каждый человек, кто не потерял никого в такой трагедии, подошли к близким. Обняли", - говорит Елена Гаврикова.
"Всё равно когда-то свои дети тоже будут. Как назвать? Мне всегда нравились имена – Амалия, например, необычные. А сейчас у меня как вопрос: будет девочка – будет Ирина в честь матери. Будет мальчик – Юрий, в честь отца. Я решила так", - говорит Элла Смирнова.
"Мне очень близка фраза - рассказывала женщина, которая потеряла почти всю свою семью. Первые дни для того чтобы как-то поддержать своего ребёнка, который спрашивал: "Мамочка, неужели хорошо уже никогда не будет?" она находила в себе силы и говорила: "Нет, хорошо, конечно, будет. Но по-другому", - говорит Юлия Шойгу.